Музыка всегда для меня была чем-то вроде проклятья, я ею одержим. Она до сих пор занимает первое место в моей жизни. Музыка — прежде всего. Но сейчас у меня что-то вроде перемирия с музыкальными демонами, и они немного меня отпустили. Мне кажется, мне очень помогло занятие живописью. Демоны все еще тут, но теперь я знаю, что они здесь, чувствую, когда их нужно напитать. По-моему, сейчас у меня все под контролем. (из автобиографии Майлза Дэвиса)

Bitches' Brew Дэвиса открыл для меня джаз своим рокотом, отвязной импровизационной психоделикой. До этого я считала джаз скучным дерьмом для стариков, но Bitches' Brew - это лавина, это роскошь. Под бесконечные джемы джазменов нужно было парить, но мне чего-то не хватало - в мнимом полете оказывалось слишком много академичности, а когда импровизация замазывалась вокалом, он казался суховатым. Не то в Bitches Brew - тут оказалось, что джаз вполне может бурлить, рычать, загораться. Это шумный, богатый поток, выливающийся на тебя всеми цветами, заставляющий танцевать, словно восторженный дикарь. Этот альбом еще и легенда - об уже получившем признание джазмене Майлзе Дэвисе, которого его молодая жена-фаербол Бетти познакомила с мастером электрогитары Джимми Хендриксом.

Дэвис - воплощение подозрительности, нелюбви к белым, предельной зависимости от джазовой трубы и героина, старая школа. Хендрикс - знамя нового мира, его музыка полна бесконечных оргазмов, она настолько же виртуозна, насколько развинчена. И вот эта музыка заражает Майлза Дэвиса, проходит сквозь него, переставляет детали - и порождает нечто новое, безграничное, поглощающее, опасное и красивое. От вскриков трубы до буйства перкуссии, Bitches' Brew цепляет намертво.

То, что мы сделали в «Bitches Brew», невозможно записать в нотах для другого оркестра. Поэтому-то я все это с самого начала и не фиксировал в нотах, а не потому, что не знал, чего хотел. Просто я знал, что нужная мне музыка обретет форму в процессе исполнения, а не будет результатом заранее спланированной тягомотины. На этой сессии во главе угла была импровизация, именно она и принесла славу джазу. Когда, например, меняется погода, она меняет твое отношение к чему-то, так и музыкант всегда играет по-разному, особенно, если ему не подсовывать ноты.

Настроение музыканта и есть та музыка, которую он играет. Как, например, в Калифорнии на пляже вокруг тебя тишина, ты только слышишь, как волны бьются о берег. А в Нью-Йорке тебя оглушают машины своими клаксонами, разговоры прохожих на улицах и все такое. (из автобиографии Майлза Дэвиса)

Автобиография Майлза Дэвиса скупа и лишена длинных рефлексивных пассажей - это просто запись рассказа Дэвисом основных моментов жизни. У Дэвиса были прекрасные учителя в лице Диззи Гиллеспи и Чарли "Птахи" Паркера, чье имя давно превратилось в миф. Юность Дэвис провел, пытаясь угнаться за ними, изучить все, что только можно, и найти свой голос, ведь копировать Чарли Паркера невозможно. Из книги складывается образ недоверчивого, несговорчивого мужчины, который готов на все, чтобы стать одним из лучших музыкантов, и не прочь дать в морду любому, в ком почует унижение достоинства. Он не ценит никого кроме музыкантов (и о них он рассказывает прекрасно), а женщинам рядом с ним приходится весьма туго - он их поколачивает, лишает собственной карьеры, но при этом не слишком радует сексом из-за героиновой зависимости, что не мешает изменять.

Собственно, по мемуарам Майлза Дэвиса можно изучать проблемы брака и классического разделения половых ролей, но моменты его сутенерства или наркотического падения могут заинтересовать только киноделов. Мне же интересно другое - Майлз Дэвис постоянно ищет новое в музыке. Он ищет, вслушивается, он жаждет изобретать, постоянно разыскивает новые источники, из которых можно зачерпнуть. И это захватывает. Ты понимаешь, что человек, сотканный из недостатков, в конечном счете заставляет их быть не такими заметными за счет своей жажды нового, жажды музыки. Именно это и сделало возможным создание Bitches' Brew.

Я люблю играть с молодыми, мне кажется, старые джазовые музыканты — ленивые стервецы, они сопротивляются переменам, цепляются за старые трюки, они слишком инертны для нового. Они слушают критиков, которые советуют им сидеть на месте, но ведь им, критикам, выгодно такое положение вещей. Они ведь тоже ленивые. Зачем им тратить силы, чтобы пытаться понять новую, другую музыку? Старые музыканты топчутся на одном месте, превращаются в музейные экспонаты, их впору под стекло помещать — предсказуемые, доступные, они снова и снова долдонят давно заезженное дерьмо. А потом носятся и с пеной у рта доказывают, что электронные инструменты и электронное звучание уничтожают музыку и традиции. Я так не считаю и думаю, что ни Птица, ни Трейн, ни Сонни Роллинз или Дюк, да и никакой другой уважающий себя художник так не считает. Бибоп в свое время принес перемены, эволюцию. Разве тогда кто-то топтался на месте и думал только о своем благополучии? Если хочешь оставаться творцом, будь готов к переменам. И вообще, жизнь — это рискованное приключение. Иногда ко мне подходит какой-нибудь парень и просит сыграть «My Funny Valentine», мою старую вещь, наверняка он под нее в первый раз трахал свою любимую девушку — и я могу это понять. Но я ему советую пойти и купить пластинку. Меня уже нет в том отрезке времени, я строю свою жизнь так, как надо мне, а не так, как это надо другим. (из автобиографии Майлза Дэвиса

Количество талантливых людей вокруг Дэвиса просто зашкаливало. Такое было время - зажигательные концерты создавали новые стили, сначала в черных кабаках рождался бибоп, позже появился фанк, психоделик-рок, масса новой музыки, взрывной эффект. Но к моменту встречи с Бэтти Мабри он был вдвое старше нее, имел свой статус и начал закостеневать. Увлекшись зажигательной моделью, которая искрила, словно бикфордов шнур, Дэвис вошел и в мир другой музыки - музыки Слая Стоуна и Джимми Хендрикса. Надо сказать, что Бетти Мабри-Дэвис - персона, достойная отдельных исследований и статей. Она так же отличалась от предыдущих жен Дэвиса, как взрыв отличается от болота. Бетти выпустила всего несколько альбомов, но такой энергетики, такого секса, как в ее фанковых воплях, не найдешь больше нигде. Появись она чуть позже, Америка смогла бы принять такую самостоятельность и предельную сексуальность, но мегазвездой она не стала. Каждая ее песня говорит о мировоззрении, которое и сейчас в патриархальном мире воспринимается с трудом, - это мировоззрение кошки, которая гуляет сама по себе, не прочь подснять кого-нибудь и уж точно не собирается быть чьим-то придатком. Но самое главное - это ее голос. Настоящий фонтан из визгов, криков, стонов, утробных воплей и эротичного шепота, подобного которому больше нигде не услышишь.

Неудивительно, что такая энергия оказалась способна зажечь Майлза Дэвиса. Также неудивительно, что Бетти Мабри не осталась равнодушной к окрыляющей гитаре Хендрикса, которому она посвятила несколько песен. Дэвис решил, что она ему изменяет, хотя Бетти это отрицала, и он с ней развелся. Так что брак продлился около года. Так или иначе, а в песне F.U.N.K Бетти посвятила Хендриксу воодушевляющий пассаж. Когда она поет его имя, на спине встают дыбом волоски.

"Понимаешь, Бетти была слишком молода и необузданна, она не могла дать мне того, что я ждал от женщины. Я привык к спокойным, шикарным, элегантным женщинам вроде Франсис или Сисели, которые владели собой в любых ситуациях. А Бетти — свободная душа, талант — была рокером, уличной девчонкой, привыкшей к совершенно иной жизни. К тому же эта неряха была помешана на сексе, но когда я с ней познакомился, я об этом не знал, а если и догадывался, предпочитал не обращать внимания. Но она всегда была непутевой, а в последнее время повадилась новые номера откалывать, я от нее просто устал." (из автобиографии Майлза Дэвиса)

В английской версии текста он называет ее "talented motherfucker". В общем, Бетти за год проделала с музыкой Майлза Дэвиса столько, сколько ни сделала ни одна из других женщин. На мой взгляд, она была настоящей звездой, и сверхновой не стала исключительно по причине времени - сексизм, расизм и так далее. А уж предельный индивидуализм и эротика в ее песнях заводят и сейчас, у нее шикарный голос и харизма. Браку Майлза Дэвиса и Бетти в любом случае не суждено было продлиться долго, т.к. Майлз Дэвис - ревнивый собственник, заточающий жен дома, пока он дает концерты. Все его предыдущие и последующие жены - это жертвы, типичные женщины, которых Дэвис поколачивает или в которых кидается бутылками. Не то чтобы он был от этого в восторге, но другой жизни он не видит - его женщина не должна разъезжать, где попало, и тесно общаться с другими мужчинами. Бэтти явно была сделана из другого теста.

В 1968-м я много слушал Джеймса Брауна, великого гитариста Джими Хендрикса и новую группу с хитом «Dance to the Music» — «Слай и семья Стоун» под руководством Слая Стюарта из Сан- Франциско. Этот парень просто великолепно работал, у него было много фанковых приемов. Но вначале я увлекся Джими Хендриксом — мне о нем рассказала Бетти Мейбри.

Я познакомился с Джими, когда мне позвонил его менеджер и попросил объяснить, как я исполняю и создаю свою музыку. Джими понравился альбом «Kind of Blue» и некоторые другие вещи, и ему хотелось добавить в свое исполнение джазовый элемент. Джими нравился Колтрейн — со всеми его звуковыми наслоениями, он и сам на гитаре так же играл. Еще он сказал, что в моей игре на трубе слышна гитарная огласовка. В общем, мы с ним нашли общий язык. Бетти была без ума от его музыки — позже я узнал, что она была без ума и от него самого. (из автобиографии Майлза Дэвиса).

Майлз Дэвис написал про Бетти две песни. Первая - нежная Mademoiselle Mabry c Filles de Kilimanjaro , где труба поет об ангелах. Но потом она уже стала для Дэвиса Back Seat Betty:

Мне этот трек нравится больше - он лучше ей подходит. Кстати, это ее лицо на обложке альбома Майлза "Filles de Kilimanjaro":

На обложках альбомов Майлза можно увидеть его основных женщин, но это предмет отдельного расследования. А сейчас вернемся к музыке. Итак, увлеченный гитарой Хендрикса, Майлз Дэвис пытается добавить электричества, ищет гитаристов, которые могли бы давать звук Джимми. В дальнейшем он уже полностью перейдет на электронику, например, альбом "On the corner" - совершенно чокнутая музыка с осколками wah-wah гитары и прочей синтетикой. Но Bitches Brew - это совсем иное, это психоделика внутри джаза, с джазовыми инструментами, без диктата гитар, это уникальная вещь, где труба звучит феноменально круто.

Интересно, что после расставания с Бетти Майлз Дэвис не стал ни на йоту лучше относиться к своим женщинам, постоянно разыскивая творческие натуры, чтобы превращать их в служанок. Называя себя "ультрачестным ниггером", он постоянно обманывал своих пассий, бросал в них предметы и поколачивал. Однако в музыке Дэвис был совершенно иным, он пускался на эксперименты, которых от джазмена не ожидаешь. Читать про это дико интересно:

Потом я увлекся музыкальными теориями Карлхайнца Штокхаузена, немецкого композитора- авангардиста, и одного английского композитора, с которым я познакомился в 1969 году в Лондоне, — Пола Бакмастера. Я ими обоими интересовался в связи с «On the Corner», и, между прочим, Пол гостил у меня во время работы над этой записью. Он и в студию к нам заходил. Пол любил Баха, и с его подачи и я стал внимательно относиться к Баху. До меня дошло значение слов Орнетта Коулмена, когда он говорил, что все можно играть в трех или четырех вариантах, совершенно независимых друг от друга — ведь Бах тоже так сочинял. Это и для фанка подходило. Альбом «On the Corner» определить трудно, хотя многие считали его фанковым, но только потому, что вообще не знали, как назвать. На самом деле это комбинация концепций Пола Бакмастера, Слая Стоуна, Джеймса Брауна и Штокхаузена, некоторых концепций Орнетта и моих. Это музыка пространства, свободная ассоциация музыкальных идей на фоне основного ритма и шагов басовой линии. Мне нравилось, как пользовались ритмом и пространством Пол Бакмастер и Штокгаузен. Таковы мое отношение к музыке и моя позиция в ней — и я хотел передать их в «On the Corner». Под эту музыку можно было притопывать ногой, как бы создавая еще одну басовую линию. И еще мне надоело выступать в паршивых маленьких клубах, а эта новая музыка освобождала меня от них. Электроника и новый саунд не помещались в обычных джаз-клубах. С другой стороны, я понял, что в больших залах невозможно играть на акустических инструментах, там их вообще не слышно. Пропадает музыкальная фразировка и аккомпанемент. В большом оркестре не все ноты слышны на фортепиано. Публике приходится напрягаться, чтобы слушать акустические инструменты, она ведь привыкла к усилителям. Хоровые трубы во всех вещах в скрипичном ключе зазвучали выше. Вошел в моду пластик, а у него другой звук. Музыка менялась, отражая перемены сегодняшнего дня. Она стала тяготеть к электронике, потому что уши людей были настроены на восприятие такой музыки. Да что говорить, саунд стал более мощным.

Т.е. насколько мрачен Майлз в быту, настолько же он крут в музыке. Многие крутые музыканты были совершенными сволочами - например, Дэвис описывает Чарли Паркера как наркомана-вруна, зажимающего деньги своего оркестра, но при этом отдает должное его таланту. Паркера Дэвис искренне любит, что бы тот ни откалывал, но это не мешает ему желать отлупить "Птаху":

Птица часто играл на коротких жестких выдохах. Как ненормальный. Потом Колтрейн так же играл. А Макс Роуч иногда из-за этого сбивался, оказываясь между ударными долями. Я тоже не понимал этих выходок Птицы, никогда такого не слышал. Дюк Джордан и Томми Портер, бедняги, совсем терялись, впрочем, как и все остальные, только еще больше. Когда Птица так играл, казалось, что вообще в первый раз слышишь музыку. Не помню, чтобы кто-нибудь еще так играл. Потом уж мы с Сонни Роллинзом старались изобразить что-то похожее, и еще мы с Трейном пытались выдавать такие же короткие, жесткие куски музыкальных фраз. Но когда в этой манере играл Птица, начинался беспредел. Мне не нравится слово «беспредел», но так оно и было. Он вообще «славился» своими комбинациями звуков и музыкальных фраз. Средний музыкант опирается на какую-то логику, но только не Птица. Все, что он играл — когда был в форме и по-настоящему играл, — было просто потрясающе, а я ведь слышал это каждый вечер! Нам только и оставалось, что повторять: «Нет, ты это слышал!» Потому что мы тогда уже и играть не могли. Когда он устраивал «беспредел», мы впадали в такое состояние, что только глазами хлопали. Они у нас и так были выпучены, но при этом еще шире раскрывались. И это были наши обычные рабочие дни в клубе с этим необыкновенным парнем. Сейчас это кажется почти нереальным. (из автобиографии Дэвиса)

Мне Bitches Brew кажется водоразделом, переломным альбомом, который своей энергией затронул аудиторию, прежде Дэвису недоступную. У Майлза Дэвиса было несколько таких вещей, но для меня Bitches Brew является великолепным примером оплодотворения чужими идеями. Гитара Хендрикса действительно обладает могучей силой, она зовет творить, гонит фракталы наслаждения, а его соло неимоверно вдохновляющи. Это просто не может оставлять других музыкантов равнодушными.

Дэвис, кстати, был в полном восторге от Принца, о котором мы уже восхищенно писали. Принц также фонтанирует энергией, от которой волосы встают дыбом, и сочетает ее с техническим мастерством. Дэвиса его непристойность вкупе с талантом очень увлекали:

И я просто обожаю Принца; наслушавшись его, я захотел как-нибудь с ним вместе сыграть. Принц вышел из школы Джеймса Брауна, а я люблю Джеймса Брауна — у него великолепные ритмы. Принц мне его напоминает, а Камео напоминает Слая Стоуна. Но в Принце есть что-то и от Марвина Гея, и от Джими Хендрикса, и от Слая Стоуна, даже что-то от Литл Ричарда. Он — этакая смесь всех этих парней и Дюка Эллингтона. Он мне даже Чарли Чаплина чем-то напоминает — он и Майкл Джексон, который тоже мне очень нравится как исполнитель. Принц так много всего умеет, кажется, что ему вообще все по плечу: писать музыку, петь, быть продюсером, играть на разных инструментах, сниматься в фильмах, быть кинопродюсером и режиссером, к тому же они с Майклом мастерски танцуют.

Оба они великолепные стервецы, но Принц мне все же больше нравится — как многогранный музыкальный талант. К тому же он все делает на отрыв — и играет, и поет, и сочиняет. Во всем, что он делает, есть что-то церковное. Он великолепно играет и на гитаре, и на фортепиано. Но я слышу в его музыке что-то церковное, это его отличает от других, да еще этот его орган. Это отличительная черта черных, а не белых. Принц вообще что-то вроде церкви для голубых. Своей музыкой он выражает чувства людей, которые выходят из дома после десяти или одиннадцати вечера. Он приходит на бите и играет на вершине бита. Я думаю, когда Принц занимается любовью, он слушает барабаны, а не Равеля. Так что он не белый парень. Он играет новаторскую музыку, но в ней есть корни, она — отражение и результат 1988, 1989 и 1990 годов. Для меня он Дюк Эллингтон нашего времени, если только удержится на этой планке.

Принц — славный парень, немного застенчивый, маленький гений. Он точно знает, что ему в музыке по силам, а что нет, да и во всех других областях он это знает. Ему легко находить с людьми общий язык, потому что он — часть их иллюзий. В нем есть что-то непристойное, он как бы и сутенер, и шлюха в одном лице, этакий трансвестит. Но когда он поет свою фанковую похабщину о сексе и женщинах, у него получается жутко высоко, почти по-девчачьи. Если бы я сказал «пошел ты на х…» кому-нибудь, то вызвали бы полицию. Но если то же самое скажет своим писклявым голосом Принц, все сочтут это пикантным. И еще — он не мозолит глаза публике, остается для многих тайной. Я и Майкл Джексон тоже такие. Но он уж точно соответствует своему имени, господи, настоящий принц, если его ближе узнаешь. (из автобиографии Дэвиса)

Жизнь многих людей - это постепенное увязание в стереотипах, привычках, бетонирование, достижение старости, когда их всерьез никто не воспринимает. Жизнь творческого человека - это постоянное выбрасывание, выбивание себя из удобной оболочки, внутри которой ничего нового не создашь. Майлз Дэвис, заслуженный джазовый патриарх, слушает Принца и подбирает неизвестных музыкантов, чтобы попробовать что-то еще, чего он прежде не делал, - вот это путь настоящего творца. И удивительно видеть, что то, что мешало Дэвису в личной жизни, - его эгоизм и консерватизм, которые он не был способен побороть, в музыкальной жизни отступают - там он сражается с ними, как может. Хотя культ личности Майлза присутствует на всех его альбомах, от одного он бежит, как от проказы, - от удобства, от постоянства. И это здорово.

Когда я сейчас слышу, как музыканты исполняют все те же джазовые прибамбасы, которые мы изобрели давным-давно, мне становится грустно. Я хочу сказать, что это все равно что идти в постель с очень-очень старым человеком, от которого пахнет старостью. Я вовсе не унижаю стариков, потому что сам старею. Но нужно быть честным перед самим собой, и я именно так все это и вижу. Многие люди моего возраста любят старую, консервативную мебель. А мне нравится новый мемфисский стиль — легкий хайтек, он в основном идет к нам из Италии. Смелые цвета и длинные, мягкие, свободные линии. Мне не нравится, когда дом забит вещами и мебелью. Мне нравятся современные вещи. Я всегда должен быть на передовой линии всего, такой уж я есть и всегда таким был. Я люблю трудности, риск, люблю все новое — так я подзаряжаюсь.

Комментарии (0)

Поделиться: